 При копирования материалов сайта, ссылка на Dark Shelter
ОБЯЗАТЕЛЬНА!!!
Проповедь о Божьем сыне Иисусе Христе как исцелителе болезней тела и души
В качестве проповеди о Божьем сыне Иисусе Христе как исцелителе болезней тела и души X. может показаться отрицанием античности, выдвигавшей на первый план здорового и чистого телом и душой человека. Действительно, в противоположность этому воззрению X. смотрит на себя как на исцеление от греха и болезней; эти два понятия постоянно сближаются и почти отождествляются. Иисус — великий врач человечества; его закон, крещение, покаяние, св. дары — всё это целебные средства, различные по своей силе, смотря по подлежащей исцелению болезни. Отождествление греха и болезни, подчинение телесного недуга духовному воздействию (ср. общее обеим областям представление об одержимости) повело к тому, что врачевание стало одной из обязанностей христианской церкви; поскольку эта обязанность вытекала из характера X., как религии любви. Если, однако, присмотреться ближе, то окажется, что христианство и в этом отношении удовлетворяло потребности, назревшие в языческом обществе. Правда, врачебной науке ещё Гиппократом было дано рационалистическое направление, а великие медики четвёртого и третьего веков были его достойными учениками; но мы уже видели, что первые века по Р. Х. были эпохой регресса наук; при несомненной зависимости физического самочувствия от психики духовное врачевание, никогда не прекращавшееся, вступило в новый расцвет, а с одухотворением и морализацией религии произошло сближение между понятиями «грех» и «болезнь». Назревшая потребность страждущего душой и телом человечества находила себе некоторое удовлетворение, с одной стороны, в культе Асклепия-Эскулапа, который был во многих отношениях предшественником и соперником Христа (хотя мнение о происхождении иконографического образа Христа от изображений Асклепия при всём внешнем сходстве не может считаться доказанным), с другой стороны — в разного рода магических практиках. Но понятно, что эти частичные удовлетворения не могли идти в сравнение с тем, которое X. предлагало страждущим народам, ставя понятие болезни-греха и его исцеления на никем ещё не достигнутую, идеальную высоту.
Проповедь о Святом Духе и исходящей от Него силы и святости
В качестве проповеди о Святом Духе и исходящей от Него силы и святости X. обнимает следующие явления, из коих каждое в каждом отдельном случае должно было производить огромное впечатление на людей: 1) оно ставит христианина в непосредственную зависимость от таинственной и неисповедимой, но ясно сознаваемой силы, которая с самого момента обращения (своего сильнейшего, потрясающего проявления) руководит всей его жизнью, объявляясь ему в решительные минуты в видениях и внушениях и направляя его на подвиги любви и мученичества; оно окружает его, одним словом, атмосферой чуда. 2) Оно заставляет христианина ставить к себе в нравственном отношении более строгие требования, чем к язычникам, так как всякое загрязнение сосуда должно повести к утрате его драгоценного содержания — исходящей от Святого Духа божеской силы. Отсюда тот повышенный уровень нравственности, который составляет наиболее ценное и несомненное, даже язычниками признаваемое достояние ранних христианских общин. 3) Оно обещает христианину в случае совершения не очень тяжких грехов (правда, строгость в этом отношении стала убывать, начиная с третьего века и с тех пор уменьшается в обратной пропорции с ростом христианской церкви) их отпущение, ценой раскаяния и искупления. — Все три пункта послужили предметом страстных нападений со стороны язычников: атмосфера чуда стала поводом обвинения христиан в бесновании или шарлатанстве, строгая мораль объявлялась личиной скрытого омерзительного разврата, отпущение грехов было рассматриваемо как расшатывающая нравственность сделка с совестью. История доказала несправедливость этих обвинений; зато можно сказать, что христианство и в этом отношении лишь с чудесной полнотой удовлетворяло потребностям, которые с давних пор существовали и по мере возможности удовлетворялись в античном мире. Чудо как результат религиозного экстаза мы имеем в вакхизме (ср. Вакханки Еврипида), орфизме, пифагореизме (Аполлоний Тианский), вплоть до неоплатонизма, хотя нигде оно не оказывается поднятым на такую духовную высоту, как здесь. Как религия строгой нравственности, X. было венцом стремлений античности к нравственному оздоровлению, начавшихся с Сократа и продолжавшихся в кинико-стоической морали. Наконец, как религия отпущения грехов X. возобновило практику религиозного оправдания, чиноначальницей которого была религия Аполлона Дельфийского. Новой была, однако, тесная связь между всем этим, благодаря учению о Святом Духе.
Религия любви и помощи ближнему
В качестве религии любви и помощи ближнему X. ставит во главу угла своего учения: 1) мысль, что Бог есть любовь и что Он первый полюбил человека, и 2) требование, чтобы люди любили друг друга как самих себя. На практике этот дух христианской любви (agap e, charitas) проявляется следующим образом: 1) в институте милостыни (ele emosyne), связанном с христианским культом. Милостыня была двоякого рода — по отношению к частным лицам и по отношению к общине, к которой христианин принадлежал. Последняя была видоизменением членских взносов коллегий, этих первообразов христианских общин; видоизменение состояло: а) в полной добровольности этих взносов у христиан и б) в их назначении, о котором будет сказано тотчас. 2) В оказании помощи: а) учителям и должностным лицам общины, б) её вдовам и сиротам и в) её больным, слабым и неспособным к работе членам. В отношении двух последних пунктов X. явилось невольно чиноначальником новой социально-экономической, так назыв. каритативной, системы, получившей широкое развитие в средние века. В античном мире мы встречаем лишь зародыш этой системы; произошло это потому, что в античном мире вспомоществование нуждающихся граждан было обязанностью, с одной стороны, ближайших родственников, с другой — патронов и лишь в очень ограниченной мере гражданских общин; забота коллегии не шла далее погребения и, в известных случаях, беспроцентной ссуды. Переход человека в X. разрушал все эти связи; их место должна была занять христианская община. По отношению к вдовам и сиротам обязанность вспомоществования вытекала также из неодобрительного отношения ко вторичному браку. Принципиально новым был здесь, как и во всех следующих пунктах, тот дух любви, которым, по свидетельству апостолов, апостольских мужей и апологетов — было проникнуто это дело помощи. 3) В посещении и (по возможности) выкупе узников, а также и тех, которые были присуждены к принудительной работе в рудниках, особенно, если это были христиане, преследуемые за веру. 4) В погребении умерших, особенно неимущих; здесь христианские общины более всего примыкают по коллегиям. 5) В заботе о рабах. Неправильно, однако, мнение, будто X. преследовало социально-реформаторские тенденции по отношению к невольническому вопросу: улучшение юридического положения рабов, долженствовавшее закончиться их освобождением, было делом римского законодательства, которое оно лишь не успело довести до конца. Христианская теория была в этом отношении скорее регрессом, так как своим признанием официального положения рабов она его как бы освятила; тормозящее влияние этого теоретического признания сказалось ещё в деле освобождения американских негров. На практике, однако, X. всё-таки улучшило положение рабов, признанием их равноправными членами христианской (не гражданской) общины, поощрением их отпущения на волю и в некоторых случаях их выкупом. 6) В подвигах милосердия и самоотвержения при общественных бедствиях в виде моровой язвы или голода. Эти подвиги более всего действовали на умы язычников, тем более, что они совершались в пользу не только христиан, но и язычников. 7) В указании работы тем неимущим, которые были способны нести её. Это проявление принципа христианской любви, о значении которого мы узнали лишь недавно благодаря открытию так назыв. «учения апостолов», было коррелятом ко 2-му: трудоспособным — работа, нетрудоспособным — вспомоществование. 8) В гостеприимстве, оказываемом приезжим членам других общин. Отсюда развилась забота о членах других общин и о других общинах вообще, которым приходили на помощь либо материально, в случае обеднения, либо нравственно и духовно в случае каких-либо бедствий; эта забота была главным фактором в образовании единой христианской церкви.
Религия откровения и победы над мраком смерти и незнания
В качестве религии откровения и победы над мраком смерти и незнания X. 1) требовало от обращённых прежде всего безусловной веры в проповедуемые истины, поскольку эти истины а) исходили от Иисуса Христа и избранных им апостолов, и б) толковались приспособленными к этому преемственностью священства наследниками апостолов на земле, епископами и церковью. Этим живым и всегда присутствующим авторитетом оно — подобно тем религиозно-философским сектам древности, которые считали себя обладательницами богооткровенного учения (пифагорейской, орфической и др.), — более всего удовлетворяло потребностям значительного числа верующих, нуждавшихся в твёрдой опоре для своего слабого и шаткого ума. Ценой этой безусловной веры оно 2) сообщало обращённым неукоснительную и (психологически) равносильную знанию уверенность в том, что для разума непостижимо, то есть главным образом в предстоящем воскресении и вечной жизни за пределами могилы, а затем и в других метафизических истинах. Эта уверенность была столь велика и разительна, что благодаря ей христиане могли считать себя просветлёнными и награждёнными истинным знанием в противоположность пребывающим во тьме невежества язычникам, для которых нет воскресения и вечной жизни и всё кончается со смертью. Конечно, антитеза эта была не вполне справедлива — воскресение и откровение тайн надземной (или подземной) жизни не были новостью для античного мира (см. выше) — но по отношению ко многим она была правильна, и христиане охотно противополагают своё учение язычеству, как небо земле, свет мраку, жизнь смерти, душу плоти. И эти откровения X. 3) делало непосредственно ощутительными верующим через свои таинства, которые, помимо своего прямого, обязательного для всех понимания, и независимо от своего реального значения (сообщения благодати) допускают ещё возвышенное, символическое толкование, благодаря чему они одинаково пленительны как для высокого, так и для простого ума. Античному человеку христианские таинства должны были быть тем понятнее и родственнее, что он был подготовлен к ним путём аналогичных, хотя и менее возвышенных таинств в знакомых ему культах. Но если X. с названных только что точек зрения и могло считаться чисто супранатуралистическим учением, то, с другой стороны, оно 4) объявляло себя религией разума и было таковой, поскольку допускало разум к служебной роли истолкования и развития откровенных истин. Конечно, эта роль была, как уже сказано, чисто служебной; в общем итоге можно сказать, что X. развенчало интеллект, этот самый характерный показатель античности, и поставило на его место волю в смысле доброго расположения (eudokia, bona voluntas) души к восприятию Христова учения. Так можно понимать уже славословие ангелов (как оно читается в некоторых редакциях) в ночь Рождества Христова: eir ene anthropois eudokias (pax hominibus bonae voluntatis).
Религия обновления
В качестве религии обновления X. 1) выставляет своих приверженцев как новое племя, имеющее слить в себе существовавшие раньше нации язычников и евреев и явиться, таким образом, «третьей породой людей» (genus tertium). Но в то же время оно 2) допускает, что это новое племя существует в скрытом виде с самого сотворения миpa, что а) ради его мир был создан, что б) ради его мир Богом охраняется и что в) всё хорошее и похвальное, существовавшее раньше как у язычников, так и у евреев, заимствовано ими у этой скрытой общины Мессии и поэтому может быть христианами потребовано обратно, как их исконное достояние (главным образом — еврейский закон и эллинская философия). Это учение в значительной степени подготовило почву для слияния между мирами античным и христианским, главными ревнителями которого были александрийские богословы Климент и Ориген; само оно было результатом перенесения еврейских воззрений на космополитическую греко-римскую почву. Античная философия признавала геоцентрическое и антропоцентрическое мировоззрение («бог создал природу для людей, людей же друг для друга»); особенностью евреев было «иудеоцентрическое» воззрение, видевшее в Израиле избранника Божия, цель и смысл мироздания. Это последнее значение христиане с неверных иудеев, отшатнувшихся от Мессии, перенесли на себя; но, растворяя в себе все народы земли, они возвели его на степень античного, антропоцентрического значения если не для настоящего, то для будущего, если не для земной, то для загробной жизни.
Религия Писания и исполнившихся пророчеств
В качестве религии Писания и исполнившихся пророчеств X. пользовалось Ветхим Заветом как своей родной и неоспоримой грамотой, принадлежащей именно ему, а не евреям, ставшим недостойными его. Из Ветхого Завета христианская проповедь заимствовала: 1) монотеистическую космологию, которая везде предполагается у проповедников, но нигде не доказывается; 2) доказательства того, что пришествие Христа и возникновение нового племени было предсказано за много столетий и даже тысячелетий; благодаря этим пророчествам — как прямым, так и добываемым посредством аллегорического и символического толкования, — X. было связано с историей сотворения мира, и они стали самым действительным элементом христианской проповеди; 3) придаточные доказательства правильности христианских принципов и институтов, указания на которые находили в Ветхом Завете. При этом соблюдался следующий метод: евреи толковали свой закон по букве, христиане — по духу; поэтому первые отвержены, вторые спасутся; 4) примеры добра и зла, богоугодности и богоотверженности; о) доказательства отверженности иудеев, как народа, при каждом случае отпадавшего от истинного Бога и преследовавшего Его пророков. — С возникновением Нового Завета было признано, что в Ветхом Завете многое подлежало «изменению, дополнению, восполнению, довершению и упразднению»; но в общем его авторитет остался непоколебим.
Заключение
Окидывая взором рассмотренные стороны христианской проповеди — проповеди словом и делом, — мы без труда заметим, что за исключением последней, заимствованной у иудаизма и явившейся полной новостью для античного мира, она вся более или менее примыкала и приноровлялась к его идеям. Было бы, однако, ошибочно утверждать, что христианская проповедь принижается установлением этой связи с античностью; везде и всегда эта проповедь применяется к уровню идей и потребностям той среды, в которую она переносится (кроме тех случаев, когда она совершенно внешним образом навязывается народу и даёт поэтому одни только внешние, официальные результаты). Вполне естественно, что при своём первом перенесении в чужую среду, да к тому же среду сравнительно очень культурную, воздействие внешних форм этой среды на жизнь церкви было особенно сильно. Было бы равным образом заблуждением думать, что с установлением этого взаимодействия устраняется антагонизм между X., как религией страждущих, и античностью, как культом здоровья, силы и красоты. Этот последний был лишь верхним течением, так сказать, античности, и вполне естественно, что он преимущественно нашёл себе выражение в античной литературе и искусстве, почему он и представляется нам характерным признаком самой античности; но под ним другое течение тоже существовало, и тот знает античность лишь наполовину, кто не считается с ним.
|
|
|
|
||
| Добавил: Нехристь | Просмотров: 497 | Нет комментариев |
