Примечание: конечно, речь идет не только о сатанистах непосредственно, но и о всех Темных, просто термин «национал-сатанизм» эстетичен.
Идея статьи возникла как следствие достаточно горячего обсуждения NSBM на портале metalarea.org. Там какие-то забитые трюЪ-сотонюки пытались доказать, что национализм к сатанизму никакого отношения не имеет и вообще ему противоречит. Дескать, труЪ-сатанисту вся эта расово-национальная хня побоку, он настолько анхуманен и инфернален, что ненавидит всех, и примитивные человеческие разногласия его не волнуют.
Смешно; но, если подумать — а действительно, как могут быть увязаны эгоизм и социальный альтруизм?
Сатанист, если мы говорим о хорошем таком олдскульном сатанисте, не лавеисте, — все-таки концентрирует свое внимание прежде на себе, любимом, — это неоспоримый факт. И отношение к окружающему имеет скорее отрицательную градацию, иногда доходящую до таких форм как атомно-отшельническая мизантропия (то есть, когда человек желает остаться единственным выжившим в ядерной войне). Впрочем, это уже «аццкий мизантроп», а не сатанист: сатанизм подразумевает Смерть человечества в смысле одноименного аркана Таро — кардинальное преобразование, а вовсе не «всех убью, один останусь». 
Националист и/или национал-социалист же, в противовес, первым делом хочет строить и жить в обществе, состоящем из таких же, как он, людей. В принципе, нацист-отщепенец — это оксюморон, ибо жизнь национал-социалиста и выражается через данное общество.
Однако общий момент все же есть — это стремление к развитию в иную от современной человеческой форму бытия. Только если цель сатаниста — отход от человеческого в сторону не-человеческого, то у национал-социалиста — развить всю свою нацию/расу в «сверхлюдей». И то, и другое мировоззрение — это мировоззрения поиска и эволюции. Выражающиеся через разные пути. И понятно, что для того, чтобы выйти на принципиально новый уровень развития, надо, чтобы обычные люди, обыватели и т.д., стали Личностями — можно сказать, эволюционировали до сверхчеловека. Так что до этого этапа интересы сатанистов и НС совпадают практически полностью — а продлится этот этап не одно поколение.
Но это все — говоря теоретически, о неких усредненных и ранних тенденциях.

Что мы имеем в настоящем?
Нашему поколению, грубо говоря, предоставили выбор. Либо принять окружающую действительность как данность, и вертеться, ища свое уютное место под солнцем али на чьем-то хую, или озлобиться. Что происходит раньше — человек становится ксенофобом, расистом, националистом, нацистом или озлобляется? Наверное, все же, вначале он озлобляется, а потом уже подводит под это озлобление какой-то идеологический базис. И в зависимости от того, почему это озлобление произошло, и начинаются раскопки и примерка на себя разных униформ. И, конечно, в зависимости от интеллектуального потенциала нашего объекта.
На это и обратим внимание. 
 
Сатанизм («по форме», в экзотерическом виде) очень привлекателен для лиц переходного возраста, поскольку он совпадает по настрою и гормональным перепадам с биохимией растущего организма. Типичный подростковый ангст натягивает на себя неприступную шкуру мизантропа-нигилиста. Вообще, сам переходный период очень противоречив. Человека раздирают противоречия между желанием быть не как все, лучше, оригинальнее и тому подобное, и между осознанием того, что при выбранной идеологии на такие материи, как мнение окружающих и вообще какую бы то ни было рефлексию, у него права нет.
Вот и все равно, даже такие асоциалы, какими по идее должны быть заявляющие себя сатанистами и каковыми они себя хотят представить, тянутся к сбиванию в кучку единомышленников. Потому что бунт — дело молодое, как правило, молодым одним бунтовать скучно. А кучка — это всегда предвестник субкультуры.
Субкультура «сатанистов» возникла в наше время. Сейчас достаточно напялить на себя балахон с пентухой, выкрасить хаер в черный цвет, прочитать по диагонали ЛаВея в пересказе, стать фанатом какого-нибудь Necrosadisitic Frostbitten Goat of Samael, вешать на уши юной готелки человеконенавистнические телеги — и все. Современные сотонюки не доходят даже до кошкорезания.
Опять же, почему? Потому сатанизм как таковой не подразумевает субкультуры, он строго индивидуалистичен; поэтому появилась субкультура, которая к сатанизму не относится, но претендует на имя. Это неизбежно в условиях, когда идея не может снискать широкого признания, но ее формальная атрибутика, по тем или иным причинам, начинает уже во вполне коммерческих и тривиальных целях тиражироваться и обрастать собственным значением, утрачивая всякую связь с первоначальным. Сатанизм остался в умах немногих — но появился и «сатанизм», который оказался лишь экстремальным и недолговечным (по сроку присутствия в сознании индивидуума) вариантом направления в молодежных субкультурах.
Это, естественно, происходило на фоне деятельного подавления обществом самой возможности внедрения в психику индивида «неправильных идей». Сатанизм стал сублимированным, пластиковым, отдушиной для богатых деток, слишком умных или зашуганных, чтобы влиться в мейнстрим, но в то же время таких же беспомощных и бездеятельных, как и все остальные.
Если рассматривать это на примере блэк-металла, в котором отразилась деятельная часть идеологии сатанизма, то можно увидеть, что если вначале 90-х музыканты убивали, то к началу 2000-х степень подавления агрессивности общества уже достигла той планки, что даже заявляющие о принадлежности к такому, казалось бы, человеконенавистническому и экстремистскому мировоззрению, как сатанизм, люди — перестали соответствовать своим же собственным убеждениям. Им уже вполне хватает субкультурной, профанированной, но в то же время, символьно-утрированной версии. Шипы на браслетах становятся длиннее и толще, а вот яйца стремительно уменьшаются в размерах. Отсюда же растут ноги у попыток соорудить чисто философские и гуманные ветви «сатанизма». Идиоты, не в силах скрыть собственное ничтожество и слабоволие, пытаются оправдать то, что они не соответствуют исповедуемой вере.
И тут уже трудно сказать, связано ли это с тем, что к этим идеям поворачиваются люди, изначально забитые и робкие, дабы доказать обратное, или с тем, что при любой попытке сделать асоциальную идеологию чуть более широкой, чем для одного человека, это выходит в культивирование субкультуры и ее расхождение с той идее, что ее породило. Или с тем, что общество всегда ищет методы, дабы превратить опасные общественные течения в безобидные сублимированные газоотводы. Это тоже может быть причиной «опопсения», и весьма вероятной.
Именно это, собственно говоря, и делает сатанизм непригодным для роли массовой идеологии — расхождение с субкультурой. Поскольку первая привлекает не только сильный духом контингент, но еще — и в большей степени — недееспособный шлак. Впрочем, сатанисты сами возражают против прозелетизма: сатанизм — не для людей, и внедрять его в социум как массовую идею недопустимо. 
 
С национал-социализмом ситуация абсолютно другая. Современный НС — это хороший пример единства идеологии и субкультуры. «Сатанист», в жизни не убивший даже мухи и являющийся веганом — вещь вполне обыденная, по современным меркам. Но правый скинхед, приветствующий иммиграцию и истребление русских — это оксюморон.
В одном национал-социализм и прочие радикальные правые течения несомненно схожи с сатанизмом — это идеологии, на которые обществом наложено строжайшее табу, и, наверное, на нацизм поболее, чем на сатанизм. И, как и в случае с сатанизмом, вызов запретам — лакомый кусок для человека в пубертатном периоде.
Однако, и это, видимо, та причина, почему в правое движение/нацизм приходит гораздо больше сильных людей, чем в сатанизм (который, строго говоря, «движением» назвать нельзя). Несмотря на любовь желтой прессы к расписыванию всяческих кровавых ритуалов и клеймению каждого серийного маньяка как дьяволопоклонника, национал-социализм «запятнан» кровью и реальными «преступлениями» гораздо больше. И поэтому для социума человек с правыми взглядами выглядит опаснее, чем сатанист. Последний, грубо говоря, посягает на метафизическое, на божественное (что в обычной жизни мало кого интересует), в то время как нацист — на действительность. 
 
«Сатанизм» — более безопасный путь стать радикалом, и потому на себя это клеймо лепят чаще те, кто не готов к активным действиям. Из «Протоколов...»: «отрекусь от любого Сатаны, если увижу, что требующий отречения гораздо сильнее меня. Или просто для того, чтобы он отстал и перестал меня доставать».
Далее. Национал-социализм конкретен, и потому более понятен. Существует определенный набор текстов, концепций и установок, которые полировались в течение многих десятилетий, пока национал-социализм не обрел определенную внутреннюю целостность. Трансляция идей идет практически без интерпретационного искажения, поэтому уровень связи между скажем, партийцем-идеологом и рядовым скинхедом гораздо выше, чем между магом-публицистом и сотонюком Петей, бухающим на кладбище. Идеолог и боевик делают одно общее дело, просто в разных плоскостях бытия, в то время как маг с Петей просто пересрется на почве каких-то философских (или не очень) концепций.
Также, если сатанисту самому на откуп и собственную сообразительность даются пути и методы, по которым он должен самосовершенствоваться, эволюционировать и собственно стать «не-человеком», то у национал-социалиста есть готовые методологические указания к тому, как осуществить задуманное. И национал-социалист чаще воплощает действия в жизнь. Во многом за счет того, что субкультура (мы сейчас говорим о скинхедах) — не отделена идеологически.
Правая идея, несомненно, — идея конструктивная. Она направлена на задачи созидания прежде всего, на позитивные сдвиги в обществе. Сохранение и развитие нации, построение гражданского общества, совершенствование человека как вида и так далее. 
 
Среди националистов и национал-социалистов много христиан. Тем не менее, в виду всем известных событий середины 20-го века, каждый национал-социалист, правый экстремист и т.д. понимает, что эти позитивные цели могут быть достигнуты только через определенное насилие. Эта установка базовая, она принимается тут же и на инстинктивном уровне. В идеале каждый нацист должен быть готов проводить насилие в отношении других людей во благо будущего. И никак иначе. Точно так же, как невозможно быть национал-социалистом сейчас и не разделять ответственность за те методы, которыми добивались своего нацисты в Германии. Следует сказать себе: все правильно, геноцид — это выход, я это одобряю и если бы я был там и тогда, я бы тоже все это делал. Расстреливал, сжигал, и так далее.
И как все это увязывается с христианством?.. 
Итак, правые-христиане. В общем-то, это наш Вермахт. Вермахт был тоже наглядно-христианским, gott mit uns, все дела. Это — костяк, ударная сила, созидательный элемент. Христиане позитивны, а само христианство из русских, да и европейцев тоже, не вытравишь быстро. Надо думать, что с этим делать. Но на нынешнем этапе, честно говоря, ничего особенного делать и не надо. Христиане, в общем-то, умеют жить как и в мире, так и в войне, это только в последние несколько сотен лет они стали безвольными робкими рабами. Но если христианин настолько воинственен и агрессивен, чтобы в современном мире решить быть нацистом, то это, конечно, не тот случай. Христианская агрессивность, несомненно, «светлого» порядка, она всегда лишена экстремальной ненависти, пиковой, предельной деструктивности, но с другой стороны, это позволяет им быстро переключиться на социальную, альтруистическую деятельность, что немаловажно.
Мы не оправдываем авраамизм. Но — видим, как что можно и должно использовать. С христианством можно будет покончить уже после нашей победы, а вот открыто конфликтовать на почве религиозной вражды с людьми, которые действительно работают, борются и воюют (за общие цели) — не продуктивно (разумеется, это не отменяет споров по теме — разговор именно про «принципиальное не-сотрудничество»). Политическая идеология все-таки важнее, чем религиозное самоопределение. К сожалению, далеко не все христиане это понимают, для многих православие более важно, чем национальная идея. Понятно, что националистами они не являются, их желание — лишь становление православия в качестве государственной религии и т.п., национализм же — лишь прикрытие.
Туда же, к христианам, по своим параметрам, записываем нейтральных (не Темных) язычников (если таковые, конечно, существуют, и не всем еще долбославие захавало мозг) и часть атеистов.
Это — типичный случай. 
 
И, наконец, мы переходим к главному вопросу. Кто же тогда такой «национал-сатанист»?
Иногда получается так, что в ходе озлобления, которое присуще, конечно, и правым-христианам, человек становится асоциальным. 
В СМИ часто определяют нацистов и скинхедов как асоциалов, но это верно только по отношению к существующему строю. Сила национал-социализма была всегда как раз в организованности и дисциплинированности, в устранении анархии. Это, кстати, как раз то, чего никогда не понять современным сопливым сотонюкам, которые, подобно подзаборной антифе, что-то воют про «индивидуальность» и «свободу от гадского быдлянского человечества и его глупых законов». Хотя само понятие «свобода» как раз слишком глупо и замылено, чтобы иметь место в риторике таких развитых и просвещенных существ, каковыми мы хотим стать.
«Отсутствие свободы в национал-социалистическом строе можно охарактеризовать в двух словах — во-первых, в запрете деградировать, во-вторых, в запрете отклоняться от линии построения крепкого и монолитного НС-государства. ... свободы достойна только та нация, которая умеет ею пользоваться без вреда для себя. Т.е. нация, обладающая Порядком — а он не возможен без этапа тоталитаризма. Перефразируя Нестора Махно, скажем — “Тоталитаризм — отец Свободы”.»
Allex88, «Свобода сквозь призму НС».
Сатанизм — не гуманное и даже не трансгуманное философское течение.
Сатанист всегда стоит в шаге от тотального разрушения, массовых убийств и прочих явлений, которыми так любят пугать как раз в плане «бойтесь НС». Сатанисты — разумны; им понятно, что всему есть свое время и место. Пока ситуация не критична, ее логично изменять исподволь, потихоньку, не применяя методов, по которым предусмотрена ответственность согласно УК. Есть такое понятие, как целесообразность.
Но мы должны задать себе вопрос — индивид, человечность которого лишь тоненькой пленкой прикрывает пылающую Бездну, которая едва скрывает безумие цербера и ярость берсерка — каково его назначение?
Проявится оно именно в критический момент — а момент наступит даже раньше, чем у обывателей. Если обыватель выйдет на баррикады лишь тогда, когда ему «нечего терять, кроме своих цепей», то сатанист просчитывает развитие событий ранее — и постарается не допустить точки невозврата. И сделает для этого ВСЕ, что сможет.
Но есть и национал-социалистическая компонента, которая, как правило, присоединяется позже. 
Допустим, что рассматриваемый нами индивид воспринимает, в силу своего сатанинского/чернобожеского мировоззрения, национал-социализм в первую очередь в моментах его разрушительно-антидемиургических и античеловеческих действиях, в его первозданном язычестве. Мало концентрируясь собственно на благостных пасторалях светлого будущего, фокусирует свое внимание на том, что сообразно природе и строению его ума, является поистине прекрасным, а именно — на всех формах насилия и убийства неугодных и бессмысленных человеческих существ чуждых рас и наций, на евгенических идеях, и так далее. Ненависть к человечеству вкупе с фактом, что другого материала нет, приводит к естественному союзу с белой, высшей расой, которая по праву должна попирать недочеловеческие отбросы. При таком раскладе органично сопрягаются идеи развития я/нации в нечто большее и совершенное, чем есть — преодолевается конфликт я/общество на евгеническом уровне.

Сатанист всегда «заточен» под Войну.
«Есть начало Пути, но конца нет.
Огонь Ада в твоих глазах, это — все, что у тебя есть. Это — все, на что ты можешь опереться. Выйдя из глубин Инферно по зову...
И сейчас, или завтра, ты здесь.
Драться.
Умереть.
И идти дальше.
И Воля Ада не ищет эмиссаров, они сами находят... Стремление.
Ад знает.
Когда-нибудь ты втопчешь в грязь достаточно знамен...
Познай счастье и швырни его в огонь. Счастье... всего лишь блестящая безделушка под ногами. Красивая. Но на доспехах нет карманов.
Растопчи свою любовь кованым сапогом.
Разрушение — закон. И равнодушие будет благоволить. Когда ты будешь достоин.
Кровь Бога течет, кровь скота покрыла землю. Идет Армия.
Жестокость — закон. Никто еще не был достаточно жесток.
И никогда не пересохнут реки крови. Будут возникать новые.»
Voron, «Der Krieg»
Национал-социалистическая идеологическая компонента, за счет сопряжения интересов и целей индивида с обществом в сфере познания и эволюции, может подавить асоциальность до того уровня, когда рассматриваемый человек сможет эффективно работать среди таких же.
Отсюда рождаются милитаристические оккультные общества типа СС.
Собственно говоря, «национал-сатанист» и есть эсэсовец, тогда как нацист-христианин — это солдат Верхмахта.
Немцы, конечно, пошли дальше. Сейчас-то человек на ощупь становится тем, кем он есть, часто ломается, поскольку национал-социалистическая часть и сатанистская не могут притереться к друг другу, войти в пазы, как шестеренки — и для совмещения, казалось бы, несовместимого, требуется высокий уровень развития. Тогда же были разработаны схемы по целенаправленной селекции и выявлению психотипов тех, кто мог стать таким человеком, одновременно уравновешенным и совершенно озверелым, готовым убивать врагов с удовольствием и без промедления.
Соприкосновение ненависти, вытекающей из национал-социалистической идеологии и сатанинского мировоззрения дают поистине квинтэссенцию воина-мистика. Причем воина такого плана, который несет смерть и разрушение не из-за долга перед государством или животных страстей, — а, по своей сути, видя в этом свое предназначение.
Это — предел экстремизма.
«В том-то и дело: там, где у абстрактного человека — куча возможностей, у EVIL'а выбора нет. Не потому, что у него связаны руки. Не потому, что его кто-то принуждает, охмуряет, зомбирует, на аркане тащит в ад. И не потому, что он — такое объяснение часто можно услышать в разговоре о реальных EVIL'ах — будто бы одержим психопатическим желанием всеми помыкать и всех строить. Просто, в отличие от абстрактного человека, он знает (может быть, точнее — чувствует), что делать с этой силой. И знает: никто, кроме него, этого не сделает. Он — воин, а воину не пристало отказываться от меча. И если этот меч не принесет ему ничего, кроме горя, если за него придется заплатить по полной программе — болью, одиночеством, отречением от всего, что тебе дорого, неотвратимым поражением и неминуемой гибелью — пусть так и будет. За все надо платить, и дороже всего мы платим за возможность быть теми, кто мы есть.»
Н.Холмогорова, «Evil They name Us...»
Еще один немаловажный момент, это то, что в сатанинскую часть нацизм привносит живую деятельность. Это пока запомним, чуть позже озвучим отдельно.
«Национал-сатанист», таким образом, это человек, который ставит свою неспособность жить среди людей мирно и жажду убийства на благо своей нации.
Задай себе честный вопрос — готов ли я, хочу ли я стрелять недочеловеков в затылки. Готов ли я сбрасывать зверенышей в ямы с негашеной известью. Готов ли я травить людей газом. Готов ли я разрабатывать биологическое оружие. Готов ли я разрабатывать оружие массового поражения. Хочу ли я этого так, словно бы важнее ничего и нет, словно это было бы так же прекрасно, как пообедать в дорогом шикарном ресторане (или что еще — проставить по вкусу)? 
«Национал-сатанист» Авелем быть никак не может. Авель тоже может взять ружье и с криком: «За Фатерлянд!» стрелять во врага, но это абсолютно другое.
Из убийства, как из одного из основных инструментов проведения первичной политики национал-социализма, идет все остальное. Вся метафизическая нагрузка, все языческие ритуалы. Конечно, «национал-сатанист» может быть и творцом, но и творения его пойдут на службу все тем же Темным Богам. 
 
Сейчас национал-сатанисты, если они есть — одиночки. И именно поэтому они должны быть во многие разы активнее, чем все остальные.
Но, к сожалению, тенденция совсем обратная. Действие подменяется мечтой. Среди правых язычников, чернобожников и подобных им — практически одни Маниловы, недостойные нацепленных на себя званий. Это те же подростки-сотонюки, увешенные концепциями, идеями и громкими лозунгами, как новогодние елки. Это те же премудки, предпочитающие просиживать задницы и громко блеять, это те же измазанные корпс-пейнтом клоуны, заодно с перевернутым крестом потрясающие свастикой.
Это все профанация, битие лбом об идолов, как бы идолы были ни хороши и ни привлекательны. Ленивые, трусливые, закомплексованные, как и большинство сотонюков, чей весь протест заключен лишь в робкой попытке этот протест обозначить. О да, они могут быть весьма шумливыми и устрашающими, но посмотрите на них — и вы поймете, что маскарад не перестанет быть маскарадом, если его темой будет нацистская униформа.