 При копирования материалов сайта, ссылка на Dark Shelter
ОБЯЗАТЕЛЬНА!!!
Исследователь Б. Башилов пишет, что, став императором, Павел вернул из ссылки и тюрем Новикова и других масонов, наказанных Екатериной. Но это был акт скорее дружеского расположения к ним как людям, чем как к масонам.
«...Первое время по восшествии на престол Павел оказал покровительство масонам, особенно тем, которые, по его мнению, пострадали за него. На другой день после смерти Екатерины он освободив Новикова и всех замешанных в деле мартинистов. Князь Куракин, князь Репнин, Баженов, Лопухин были вызваны ко двору и щедро вознаграждены. Затем был освобожден от надзора И.В. Лопухин, князю И.И. Трубецкому и И.П. Тургеневу разрешено выехать из деревень, куда они были сосланы, и жить, где пожелают. Вышел указ о возвращении из Сибири сосланного туда в 1790 г. Радищева. Повышены и отличены орловские масоны З.Я. Карнеев и А.А. Ленивцев. Отличены М.М. Херасков, И.П. Тургенев, князь Н.В. Репнин произведен в фельдмаршалы на третий день по воцарении Павла. Масоны торжествовали, но недолго». Надежды масонов, что Павел будет послушным орудием масонства, не оправдались. Это-то и послужило впоследствии главной причиной его трагической гибели и клевете на него при жизни и после его смерти. «Павел подражал, — пишет в своих воспоминаниях Саблуков, — Фридриху Прусскому и введенной им военной системе, кто этим не увлекался, но он сохранил полную самостоятельность своих взглядов и религиозных убеждений». «К счастью для Павла, — он не заразился бездушной философией этого монарха и его упорным безбожием. Этого Павел не мог переварить и, хотя враг насеял много плевел, доброе семя все-таки удержалось». Будучи всегда глубоко религиозным человеком, Павел несмотря на свое вступление в масонскую ложу, остался православным христианином. События во Франции еще более усилили его религиозность. Молясь Богу, он часами простаивал на коленях перед иконами в домашней церкви в Гатчинском дворце. Большую роль в перемене взглядов Павла на масонство сыграли убежденные противники масонства Аракчеев и граф Ростопчин. «...Я воспользовался случаем, — рассказывает граф Ростопчин, — который мне представила поездка наедине с ним в карете в Таврический дворец. Возразивши на одно его замечание, что Лопухин был только глупцом, а не обманщиком, как товарищи его по верованиям, я затем распространился о многих обстоятельствах, сообщил о письме из Мюнхена, об ужине, на котором бросали жребий (убить императрицу), об их таинствах проч., и с удовольствием заметил, что этот разговор нанес смертельный удар мартинистам и произвел сильное брожение в уме Павла, крайне дорожившего своей самодержавной властью и склонностью видеть во всяких мелочах зародыши революции. Лопухин, успевший написать всего один указ о пенсии какой-то камерюнгфере отправлен в Москву сенатором; Новиков, которого, по освобождении его из тюрьмы, император полюбопытствовал видеть, был затем выслан из Петербурга и отдан под надзор; священник Матвей Десницкий, впоследствии митрополит Петербургский, остался при своем церковном служении; но многие лишились прежнего влияния, потеряли всякое значение и стали жертвами весьма язвительных насмешек государя». Поняв, что Павел I не намерен делить свою власть с масонством и играть предназначенную ему роль царя-масона, русские масоны стали во главе враждебно настроенных к Павлу кругов дворянства. Сделать это было русским масонам не трудно. Ведь 95% русских масонов того времени были представители аристократии и дворянства. Если не каждый дворянин был масоном, то почти каждый масон был дворянином. Своекорыстные интересы дворянства и политические вожделения масонства сошлись. И русское дворянство и русские масоны приступили к организации очередного дворцового переворота. «Народ был счастлив, — пишет А. Коцебу, — его никто не притеснял, вельможи не смели обращаться с ним с обычной надменностью, они знали, что всякому возможно было писать прямо государю, и что государь читал каждое письмо. Им было бы плохо, если бы до него дошло о какой-либо несправедливости, поэтому страх внушал им человеколюбие». «Из 36 миллионов людей по крайней мере 33 миллиона имели повод благословлять императора, хотя и не все сознавали это». Может быть, А. Коцебу несколько преувеличивает, — пишет Б. Башилов, — Павел I не смог сделать столько, чтобы основная масса народа могла благословлять его, но несомненно что народу в результате предпринятых Павлом мероприятий, стало жить все же легче, чем при Екатерине II. «Народ был восхищен, был обрадован, приказания его чтил благодеянием, с неба посланным... Дозволяю себе смело и безбоязненно сказать, что в первый год Царствования Павла народ блаженствовал, находил суд и расправу без лихоимства, никто не осмеливался грабить, угнетать его, все власти предержащие страшились ящика...» Так оценивал А.И. Тургенев, видный масон, весь первый год царствования Павла I. А вот в каком тоне он изображал позже, когда появилась необходимость оклеветать Павла I — второй день его царствования. «Первым геройским подвигом нового царствования, — пишет он, — была непримиримая, беспощадная борьба с самыми страшными врагами русского государства: круглыми шляпами, фраками и жилетами. На другой же день двести полицейских бегали по улицам и по особому распоряжению срывали со всех прохожих круглые шляпы, которые тут же уничтожались: у всех фраков обрезывались торчащие воротники, а жилеты разрывались на куски. В 12 часов по улицам уже ни видно было круглых шляп, фраки и жилеты были уничтожены и тысячи жителей Петербурга спешили в свои жилища полунагими». Разница в характере и тоне описания, как видим, разительная. Во втором отрывке бросается в глаза сильная утрировка и преувеличенность в описании поведения полицейских. Полицейские, наверное, предлагали сдать шляпы, а не срывали их с головы, пострадали от этого мероприятия сотни, а не тысячи жителей и т.д. А.И. Тургенев постарался создать полное впечатление о бессмысленности этой борьбы с круглыми шляпами и фраками. Но никакой бессмысленности в данном случае не было. Это было гораздо более осмысленное мероприятие, чем приказ Петра жителям Москвы в течение нескольких дней переодеться из русского платья в немецкое. Петр I решил переодеть жителей Москвы в иноземное платье только потому, что ему так захотелось. Павел f приказал отнимать круглые шляпы, жилеты и отрезать воротники с фраков, потому что все это было как бы мундиром французских якобинцев. Павел приказал снимать у русских якобинцев только якобинские шляпы, а французские якобинцы снимали головы у всех заподозренных в пристрастии к монархии. Если бы во Франции тех дней приверженцы короля осмелились появиться в костюмах, принятых при дворе Людовика XVI, демонстрируя этим свою приверженность убитому королю, то за таковую демонстрацию они немедленно лишились бы головы. А тут, подумайте, какой «дикий приказ» отдал сумасшедший русский император — приказал снимать якобинское одеяние с потерявших всякое чувство меры русских якобинцев. Противоречивость свидетельств масона А. Тургенева о «сумасшедшей выходке» Павла I во второй день царствования, и оценка сделанного им в первый год царствования, бросается в глаза каждому беспристрастно мыслящему человеку. Попытка же А. Тургенева, как и других, подобных ему «очевидцев», доказать, что Павел I был нормален только в первый год царствования, а затем он почти лишился рассудка — является обычной политической клеветой. Как на яркое доказательство «ненормальности Павла Первого приводят, например, «факт», что однажды на параде он скомандовал неугодившему ему плохой выправкой полку: «Шагом марш... в Сибирь». На самом деле это не исторический факт, а историческая ложь врагов Павла I. Ни один из историков не смог установить название полка, которому Павел I отдал будто бы такой приказ. Врагами Павла распускаются слухи о том, что Павел сошел с ума. Всякий поступок Павла дополняется такими подробностями, ретушируется так, чтобы представить его полусумасшедшим. Кто из слушателей за пределами дворца может знать, как происходило дело в действительности. А, как известно, добрая слава на печи лежит, а худая на тараканьих ножках по свету бежит. Побежала дурная слава на тараканьих ножках и про «ненормальные выходки» императора Павла. А истина, пишет Б. Башилов, всегда отстает от клеветы и легенды. Даже сейчас, спустя сто пятьдесят лет после подлого убийства Павла, не только рядовые обыватели, но и историки плохо различают клевету от истины и неверно судят о духовном облике несчастного императора Павла I. Трудно утверждать, что Павел отличался постоянством характера и совершенно не неповинен во верх тех поступках, которые ему приписываются. Издерганный жизнью, обманываемый и провоцируемый окружавшими его придворными — его тайными врагами, Павел, конечно, не один раз мог потерять душевное равновесие и, в состоянии возбуждения, отдавать приказания, которые могли казаться странными для нормального человека. Но сомнительно, чтобы Павел, совершил все те поступки, которые ему приписываются, и уверен, что на совершение ряда их он был сознательно спровоцирован окружавшими его заговорщиками. Мы видели, какие провокационные действия употреблял Пален, чтобы восстановить Павла против вернувшегося из Европы Суворова и вызвать всеобщее недоумение «внезапной» опалой прославленного полководца. Для людей, не знавших о провокационных действиях Палена, отмена триумфальной встречи, запрещение Суворову появляться во дворце, представляются явным доказательством сумасшествия Павла. Но если знать, как изображал поведение Суворова Пален, все дело представляется совершенно в другом свете. А сколько раз Павел I был спровоцирован приближенными на другие, кажущиеся столь же странными поступки? Павла I его враги неоднократно намеренно старались вывести из душевного равновесия и толкнуть на совершение поступков, которые они могли бы использовать для создания легенды о его ненормальности. Это совершенно несомненно. Провокаторское поведение Палена в случае, когда он добился отмены триумфальной встречи Суворова, не единичный случай. Таких случаев было много и очень много. На этот счет мы имеем твердые свидетельства современников. Князь П. П. Лопухин утверждал, что Павел «... вовсе не был сумрачным и подозрительным тираном, каким его умышленно представляют. Напротив того, природные его качества были откровенность, благородство чувств, необыкновенная доброта, любезность и весьма острый и меткий ум. Когда он был в хорошем расположении духа, нельзя было найти более приятного и блестящего собеседника, никто в этом отношении не мог сравниться с ним, не исключая императора Александра Павловича, об уме и любезности которого так сильно говорят». Но спрашивается, часто ли жизнь давала Павлу I возможность иметь хорошее расположение духа до восшествия на отнятый у него матерью престол и во время царствования? Нет, очень и очень мало. Князь Лопухин утверждает, что «были около императора люди злонамеренные, которые пользовались его раздражительностью, а в последнее время даже возбуждали ее, чтобы для своих целей сделать Государя ненавистным. И Лопухин утверждал правду. Павла систематически и намеренно толкали на поступки, которые служили поводом для систематической и намеренной клеветы против него. Коварные царедворцы, по свидетельству И.И. Дмитриева, продолжали «...строить козни друг против друга, выслуживаться тайными доносами и возбуждать недоверчивость в государе, по природе добром, щедром, но вспыльчивом. От того происходили скоропостижные падения чиновных особ...» Не могли же заговорщики мотивировать свое намерение убить Павла тем, что он хочет быть народным царем, а не дворянским, что дворяне хотят восстановить жалованную грамоту дворянству и отнять льготы, данные Павлом I крестьянству. У заговорщиков, как всегда в таких случаях оставался только путь клеветы, провокации и самых безнравственных интриг. Другого пути устранить Павла не было и враги Павла пошли по этому единственному преступному пути. Понимая это, честный историк должен очень осторожно относиться к «доказательствам сумасшествия Павла». Заговорщики не только провоцировали Павла на невыгодные для него действия, в результате которых он отталкивал от себя верных людей, но часто сами самовольно проводили нелепые мероприятия, ссылаясь на то, что будто он отдал такие распоряжения. Как пишет Б. Башилов, Пален знал, что стоит Павлу успокоиться, как он одумается и отменит отданное в пылу гнева приказание, на которое натолкнул его своими наговорами он же, Пален. Поэтому Пален поступал обычно так: как только Павел, разгорячившись, отдавал какое-нибудь приказание, Пален старался немедленно привести его в исполнение. Овладев собой, Павел говорил Палену, чтобы он не вздумал исполнять то, что он говорил в состоянии раздражения, но тут выяснялось, что приказание было уже отдано. Павел все же отменял отданное в припадке раздражения приказание, чем еще больше портил себе репутацию, так как создавалось впечатление, что он сам ни знает чего хочет. А это-то и было нужно заговорщикам. Однажды, стоя у одного из окон дворца, Павел заметил пьяного мужика и сказал: — Вот ведь идет мимо царского дворца и шапки не снимет. Спустя долгое время, Павел заметил, что на площади перед Михайловским дворцом, в сильный мороз, стоит толпа просителей без шапок. — Почему это люди стоят без шапок ? Сегодня же сильный мороз, — спросил Павел. — По высочайшему повелению Вашего императорского Величества. — Никогда я этого не приказывал, — возразил Павел. Известен случай, что Павел сильно негодовал, когда узнал о приказе, отданном от его имени об обязательной замене в Петербурге русской упряжи на немецкую. В качестве несомненного доказательства сумасшествия Павла I приводят будто бы его приказ перекрасить все дома и заборы Петербурга полосами, в те цвета, в которые красились шлагбаумы. На самом деле этот приказ отдал Петербургский губернатор Архаров, правая рука организатора убийства Павла I — Палена. «Все это падает на нашего доброго императора, — писала императрица Мария Федоровна про этот случай Нелидовой, — который несомненно и не думал отдавать подобного приказания, существующего, как я знаю, по отношению к заборам, мостам и солдатским будкам, но отнюдь не для частных домов. Архаров — негодяй». Не будем опровергать всех других клеветнических измышлений по адресу Павла I. На опровержение их потребуется несколько огромных томов. И приведенных фактов достаточно, чтобы доказать, что далеко не всегда Павел виноват в тех приказах, которые ему приписывают. Любой самый здравый приказ при желании можно извратить так, что автор его покажется ненормальным человеком. А такое желание у врагов Павла I было. Они проявили большую активность, чтобы доказать дворянам и иностранным послам, что Павел I постепенно сходит с ума и что для «пользы отечества» необходимо лишить его власти. И им удалось доказать это тем, кому было выгодно поверить в эту клевету. Делалось все, чтобы дискредитировать Павла и представить его в глазах высших кругов общества ненормальным и деспотом. Клевета на верных Павлу лиц, саботаж, тайные интриги — все применялось его врагами. По мнению масонов, Павел был невменяем и своим деспотическим характером вел государство к гибели. Панин, Пален, Бенигсен, непосредственные убийцы Павла, и идейно с ними связанные Воронцовы, Кочубей, Новосильцевы, вот от кого шла мысль, что Павел ненормален и что на благо для государства и народа необходимо устранить его от престола. Масонская камарилья пустила эту чудовищную клевету у себя дома и за границей, чтобы оправдать свое гнусное злодейство. Это масоны Пален и Панин убедили Александра, что его государь-отец ведет государство и народ к гибели. Безусловно, Павел имел вспыльчивый и раздражительный характер, допускал резкости в припадке гнева и раздражения, но он никогда не был ни деспотом, ни тираном, как его изображали масоны. В воспоминаниях современников Павла I и в хранящихся в архивах документах есть много материалов, опровергающих тенденциозную трактовку личности Павла I и его царствования. Но историки не желали пользоваться этими документами и свидетельствами очевидцев. Покажем это только на одном примере. Во многих историях и воспоминаниях, изданных как в России, так и за границей, рассказывается о мощном восстании крестьян в Новгородской и Тверской губерниях в 1797 г. Сообщается, что на подавление восстания во главе нескольких полков был послан фельдмаршал Репнин, о кровавых расправах его с бунтовщиками и т.д. Все эти сведения высосаны из пальца. С.Н. Шубинский, изучивший подлинное дело о мнимом организаторе этого мнимого восстания поручике Федосееве, хранившееся в Правительственном Сенате, пишет, что: «Во всех этих показаниях, а также и в донесениях Маслова нигде не упоминается о том, чтобы слова Федосеева произвели не только «возмущение», но даже какое-либо волнение между крестьянами». Одна из обширнейших монографий, посвященных Павлу I — монография Н. Шильдера «Император Павел Первый» является вместе с тем образцом сознательной клеветы в адрес Павла I. Злой насмешкой является посвящение сего исторического труда памяти князь Лобанова-Ростовского, того самого, который записал воспоминания П.П. Лопухина, который, по словам Лобанова, «не может говорить об императоре Павле без самого трогательного чувства признательности. При имени Павла нередко' слезы навертываются на его глазах. Государь, по его словам, вовсе не был тем сумрачным и подозрительным тираном, каким его умышленно представляют». Монография К. Шильдера ставит своей целью умышленно представить Павла I именно сумрачным и подозрительным тираном, лишившимся вдобавок рассудка. Н. Шильдер любовно собрал все образцы тех, по словам Лопухина, злонамеренных вымыслов, коими так щедры насчет императора Павла. Приходится только удивляться, как только подобная клеветническая книга могла появиться в монархическом государстве. Положительных отзывов современников об императоре Павле Н. Шильдер обычно не приводит. А.А. Башилов, флигель-адъютант Павла I, в своих воспоминаниях, например, так же, как и Лопухин, отвергает вымысел о ненормальности императора Павла, но Шильдер из воспоминаний А.А. Башилова приводит только то место, в котором он говорит, что приезд его к матери внушал почтение и страх. А вот еще более разительный случай извращения исторических фактов. О казни преданного императору Павлу полковника лейб-гвардии казачьего полка Е. Грузинова, оклеветанного заговорщиками и казненного на Дону несмотря на помилование Павла, Шильдер пишет: «Правосудие страдало не менее литературы, а приговоры стали напоминать по жестокости самые темные страницы русской истории. 26 апреля 1800 г., гвардии поручик Петр Осипович Грузинов был наказан кнутом в Старочеркасске на Дону, а 5 сентября того Же года брат его, полковник, засечен кнутом до смерти». Н. Шильдер не мог не знать кто был истинным виновником казни преданного Павлу человека но все же считает возможным это гнусное дело заговорщиков возлагать на императора Павла. А в «Истории лейб-гвардии казачьего Его Величества полка» читаем, например, следующее: «Нельзя, однако, не сказать и того, что между подобными высочайшими приказами, были и приказы, выражавшие гнев императора. Так, в приказе 17 сентября 1798 г. изображено: свиты Его императорского Величества полковник, Грузинов 1-й, за ложное себя рапортование больным через 9 недель, исключается из полка, и посылается на Дон с фельдъегерем». Приказ этот наводит на размышления — каким образом человек, всегда бывший у государя на лучшем счету, пользовавшийся монаршими милостями, еще недавно повышенный чином и принятый в свиту Его Величества, всегда исполнительный по службе — что было не раз засвидетельствовано в приказах, изъявлявших ему высочайшую благодарность — каким образом этот человек мог так неожиданно навлечь на себя монарший гнев и, притом, непонятною виною — уклонением от служебных обязанностей? С другой стороны — чем может быть объяснена быстрая высылка его на родину, с фельдъегерем? Затем был уволен и брат Грузинова — Грузинс$2-й и подполковник Греков. «Два брата, оба пользовавшиеся хорошею репутациею, и j постоянно получавшие повышения, вдруг, в течение одного полугодия, навлекают на себя неудовольствие монарха и удаляются от службы вместе с сотоварищем своим, тоже удостоенным царскими милостями. Чем разъяснить причину такого резкого переворота? Очевидно, что в настоящем случае осталось что-то недоговоренным..Это недоговоренное начинает выясняться только теперь, хотя и не вполне.. Верно одно: находясь на Дону, после высылки из столицы, полковник Евграф Осипович Грузинов 1-й, а также и брат его, Грузинов 2-й, да Войска Донского есаул Котламш, хорунжий Чеботарев и сотник Афанасьев, были оговорены в государственной измене и умерли в Черкасске на эшафоте. Это печальное дело братьев Грузиновых имеет слишком важное значение для истории лейб-гвардии казачьего полка Его Величества и заслуживает полного внимания, особенно в настоящее время, когда, благодаря новейшим разъяснениям представляется уже возможным снять с памяти братьев Грузиновых и с памяти других, пострадавших с ними донцов, бесчестье государственного преступления, и тем доказать, что на страницах истории лейб-гвардии казачьего Его Величества полка не может быть места какому бы то ни было повествованию об измене верных государевых слуг». Вот вкратце содержание напечатанной в журнале «Русская Старина» за 1873 г., заметки о деле братьев Грузиновых (кн. II, 1873 г. «Казнь братьев Грузиновых», статья АЛ. Карасева): «Многим из лиц, приближенных к императору Павлу, не нравилась особенная привязанность Его к полковнику Грузинову, исполнявшему все царские секретные поручения и находящемуся неотлучно, даже ночью, при государе. Они употребляли все усилия, чтобы очернить Его любимца, стараясь даже оклеветать его в измене. Но долго все старания не могли возбудить в императоре искру подозрения. Тогда враги Грузинова прибегли к следующему способу удалить его: они убедили государя отпустить его на Дон, для свидания с родными, объясняя, что, почувствовав себя на свободе, он обнаружит дерзкие замыслы против своего благодетеля. Император склонился на эту хитрость. Грузинов отказывался от спутника, но потом согласился. Этого только и нужно было злоумышленникам: они отыскали какие-то улики, успели истолковать в превратном виде действия Грузинова и довели до того, что император поверил им и дал приказание — произвести строжайшее исследование. Среди нахождения в отпуску, в Черкасске, Грузинов был схвачен, посажен в тюрьму и закован в кандалы. Его обвинили в самых невероятных и неправдоподобных преступлениях, как, например: будто он похвалялся, что возьмет Константинополь и населит его разных вер людьми, учредит там свой сенат и управление; что и Москва затрясется и при этом будто бы дерзко отозвался об особе государя императора. На всех допросах и священнических увещеваниях Грузинов отвечал одно: «что в кандалах он говорить не может, да и не знает, что ему говорить», и прибавлял, «что если бы сам государь видел его, то поверил бы в его невинность». «Но враги не переставали действовать: следствие и суд окончены самым поспешным образом, и вскоре последовала смертная казнь всех участников, признанных виновными. Неизвестно — была на то конфирмация государя; известно только, что черкасский прокурор протестовал, и что император Павел, столь же быстрый в милости, как и в гневе, послал указ о помшговании; но благодаря людям, стремившимся погубить верных слуг Царских, этот указ объявили уже после казни, и когда император о том узнал, то немедленно отдал под суд генералов Репнина и Кожина, посланных из Петербурга для наблюдения над производством на Дону следствия по делу Грузинова и его товарищей». Казнь Евграфа Грузинова, несомненно, дело масонских рук. Им нужно было обязательно удалить преданного императору Павлу человека, который находился при нем не только днем, но и ночью. А ведь убить Павла было решено заговорщиками именно ночью. Методы действия — чисто Паленовские: сначала возбуждается подозрение в верности Грузинова и его несчастных товарищей в государственной измене и, с помощью своих людей, спешно казнят всех, несмотря на помилование императора Павла. Клеветали на императора Павла I при жизни, клевещут и до сих пор, сто пятьдесят лет спустя после его убийства. Крупный «вклад» в клеветнические измышления о Павле I сделал Д. Мережковский. Ключевскому приписывают следующую весьма меткую характеристику Д. Мережковского как «исторического романиста»: «О Димитрие же Мережковском ведайте, что правда ему не дорога, жива бы была лишь тенденция». «Мастерски оперируя светом и тенью, замалчивая направленные ко благу народа мероприятия Павла Первого, его глубокую, искреннюю религиозность и благородную рыцарственность, он ярко освещает дефекты его вполне понятной в той обстановке нервозности. В результате — трагический паяц, при взгляде на которого волосы встают дыбом». Одним из ярких примеров недобросовестного стремления оклеветать во что бы то ни стало Павла I, является книга профессора Зызыкина «Тайны императора Александра I». Е. Шильдкнехт, в опубликованной в журнале «Владимирский вестник» (№ 29) статье, совершенно резонно указывает, что: «Вся первая часть книги, говорящая о последних днях царствования императора Павла I, чрезвычайно тенденциозна и с исторической точки зрения не выдерживает никакой критики. Чтобы как-нибудь объяснить, если не оправдать преступное согласие цесаревича Александра на устранение своего отца, профессору Зызыкину приходится прибегнуть к легенде о безумии Павла I. На чем же он базируется ? На дворцовых сплетнях, на письмах каких-то иностранных резидентов, на книге Мориса Палеолога, все сочинения которого отдают по глубине мысли плохонькими бульварными романами. Это не серьезно, но есть хуже: поводы для заговора на жизнь императора Павла I он находит в «свидетельских» показаниях его убийц. Автор игнорирует, а может быть и не знаком с книгой Леона деля Бриера «Оклеветанныйрусский», написанной и беспристрастным иностранцем — бельгийским монахом, жившим в России при Павле I. Ссылаясь на иностранцев, он мог бы упомянуть и о записке шведского посланника Стединга». Совершенно фантастична выдумка о желании Павла, вопреки им же созданному закону о престолонаследии, сделать наследником престола принца Вюртембергского. В 1800 г. князь Чарторыйский писал, что высшие классы были более или менее убеждены, что Павел становится ненормальным. Первая половина задачи была выполнена. Версия о сумасшествии Павла получила широкое распространение. Теперь можно было приступить к выполнению второй части задачи — свержению Павла. Кто организовал заговор и убийство Павла? На этот вопрос можно ответить определенно — масоны и аристократия. Если не каждый дворянин был масоном, то 90-95% масонов были дворянами, т.е. почти каждый масон был аристократом или дворянином. Русским масонам и иностранным масонам, в первую очередь английским, принадлежит руководящая роль в убийстве Павла, жестоко обманувшего надежды масонов, что он будет царем-масоном. Раньше всего план свержения Павла возник не у кого-либо другого, а у племянника его воспитателя Н.И. Панина — у Никиты Петровича Панина. Панин проектировал ввести регентство над «сумасшедшим» Павлом, причем регентом над «помешавшимся» отцом должен был быть воспитанный швейцарским масоном Лагарпом в республиканском духе Александр. То есть Дворянство и масоны не желали считаться с введенным Павлом I законом о престолонаследии и возвращались к утвердившейся после Петра практике возведения на престол государей, устраивающих дворянство. План регентства обсуждался Паниным в глубокой тайне и имел все черты заговора. Профессор Зызыкин в своей книге «Тайны императора Александра I», оправдывает организацию заговора Никитой Паниным. «Действовать открыто и благородно было невозможно и никто из друзей Панина не осудил его за этот план». Заговор Панина не удался, так как в 1800 г. Н.П. Панин был удален Павлом из столицы. Но Панин только сделал вид, что отстранился от участия в заговоре, но на самом деле принимал в нем участие и пользовался большим влиянием среди заговорщиков. Это доказывает его присутствие во дворце в ночь убийства Павла. В дневнике Пушкина за 1834 г. имеется следующая запись о том, как к Трощинскому, находившемуся в опале, в 2 часа ночи приехал фельдъегерь. Трощинский думал, что его вызывает Павел. «Трощинский не может понять, что с ним делается, пишет Пушкин. Наконец видит он, что ведут его на половину великого князя Александра. Тут только догадался он о перемене, происшедшей в государстве. У дверей кабинета встретил его Панин, обнял и поздравил с новым императором». Каким образом Н.П. Панин мог оказаться в Зимнем дворце через два часа после убийства, если он не был активным участником заговора? О том, что Панин играл видную роль в заговоре и убийстве Павла, свидетельствует и отношение к нему Александра I и Николая I. Александр I вскоре удалил Панина и запретил жить ему в Петербурге, так же, как и Палену. Николай 1 оставил это распоряжение в силе. После удаления Павлом Никиты Панина из Петербурга во главе заговора становится прибалтийский немец Пален, втершийся в доверие к Павлу. Пален стремится уже не к установлению регентства и даже не к свержению Павла, а ставит целью заговора убийство Павла I. Пален, по характеристике Ростопчина, был настоящий демон интриги и истинный сын Маккиавелли. И действительно, читая циничные признания Палена о том, как он обманывал Павла, императрицу, сыновей Павла, видишь, что этот человек совершенно лишен совести. Не лучше были в нравственном отношении и другие участники заговора. Каждый из них по справедливой оценке Ростопчина «заслуживал быть колесованным без суда». 1 октября 1797 г. Пален так распинался в своей преданности Павлу I: «...уведомился он о всемилостивейшем помещении его на высочайшей службе, просил удостоить принять подобострастное приношение живейшей благодарности и купно всепреданнейшего уверения, что он жизнь свою по гроб посвящает с радостью высочайшей службе и для того перед лицом его, государя, повергает себя к освященным стопам Его Величества». А после убийства Павла, получивший от Павла I графское достоинство, Пален цинично заявлял, что «за что другое, а за это сумею дать отчет Богу». Как все блтородныелюди, Павел был доверчив. На использовании этой черты характера Павла и построил свой план действия Пален. Он бесстыдно пользовался доверчивостью Павла, изображая действительно преданных ему лиц, как Аракчеева и Ростопчина и других преданных Павлу людей — как его тайных врагов, а тайных врагов Павла, участников заговора, изображал как самых преданных ему лиц. Пален достиг высоких постов и заслужил доверие Павла в результате сложной интриги, проведенной заговорщиками против Аракчеева. Заговорщикам удалось оклеветать Аракчеева и добиться удаления его из Петербурга. На место Аракчеева заговорщиками единодушно был рекомендован Пален. Пален стал начальником полиции и тайной канцелярии. Пален рекомендовал Павлу уволить «ненадежных» лиц и заменить их участниками заговора. «...Масоны постепенно осуществляют план полного окружения императора. Граф Пален, оставаясь петербургским военным генерал-губернатором, сосредоточил в своих руках все нити государственного управления. Генерал-прокурором был назначен масон П. В. Лопухин. Были приближены ко двору масоны Голенищев-Кутузов, обергофмаршал Нарышкин и обер-камергер граф Строганов. Масон Кочубей, друг детства наследника Александра Павловича, в 1798 г. был назначен вице-канцлером и возведен в графское достоинство. В 1801 г, по удалении графа Ростопчина, по-прежнему вице-канцлером стал князь А.В. Куракин. Генерал-прокурор Обольянинов, член масонской шайки, в 1800 г. был назначен заведующим тайной экспедицией. Это назначение было громадным завоеванием масонов. Рожерсон в письме к графу Воронцову писал: «...теперь, слава Богу, у нас есть свой». Павлу Пален давал понять, что он не может надеяться на верность своей жены и своих сыновей. Сыновьям же Павла и императрице Пален сообщал, что император считает их участниками заговора против него и что он намеревается заключить императрицу в монастырь, а сыновей в крепость. Великого князя Александра Пален долго и искусно провоцировал, прежде, чем он получил от него согласие на свержение отца. Тут необходимо опять отметить, что первый, кто начал настраивать Александра против отца, был граф Н.П. Панин. «Паниным, — как пишет друг Александра Чарторыйский, — были пущены в ход все доводы, чтобы подействовать на душу молодого князя, чтобы вынудить у него решение принять участие в деле, столь сильно идущим вразрез с его чувствами». Вполне возможно, что сам Пален настоял, чтобы Павел выслал Панина, дав ему понять о том, какие разговоры тот ведет с князем, так как Пален стоял не за регентство, а за убийство Павла. Палену нелегко удалось уговорить Александра дать свое согласие на участие в заговоре». «Я, — говорил Пален, — старался разбудить самолюбие Александра и запугать альтернативой — возможностью получения трона, с одной стороны, и грозящей тюрьмой или даже смертью, с другой. Таким образом мне удалось подорвать у сына благочестивое чувство к отцу и убедить его принять участие в обсуждении вместе со мной и Паниным способов, как ввести эту перемену, необходимость которой он и сам не мог не признавать». «Сперва Александр был, видимо, возмущен моим замыслом. Он сказал мне, что вполне сознает опасности, которым подвергается империя, а также опасности, угрожающие ему лично, но что он готов все выстрадать и решился ничего не предпринимать против отца». «Я не унывал, однако, и так часто повторял мои настояния, так старался дать ему почувствовать настоятельную необходимость переворота, возраставшую с каждым новым безумством, так льстил ему или пугал его насчет его собственной будущности, предоставляя ему на выбор или престол или же темницу и даже смерть, что мне, наконец, удалось пошатнуть его сыновнюю привязанность и даже убедить его установить вместе с Паниным и со мною средство для достижения развязки, настоятельности которой он сам не мог не сознавать. Но я обязан в интересах правды сказать, что великий князь Александр не соглашался ни на что, не потребовав от меня клятвенного обещания, что не станут покушаться на жизнь его отца. Я дал ему слово». Провоцируя Павла на невыгодные для него действия, восстанавливая его против семьи, а членов императорской семьи против императора, Пален продолжал стягивать заговорщиков в Петербург, используя отходчивое сердце Павла. Виднь 2 заговорщики Зубовы и Беннингсен были по приказу Павла удалены из Петербурга. А Палену было необходимо, чтобы они могли жить в Петербурге. «Тогда, — цинично повествует Пален, — я придумал следующее. Я решил возбудить сострадание Павла к печальной судьбе офицеров, исключенных со службы. Я бросился к его ногам. Он был не прочь от романтизма и через два часа двадцать курьеров были разосланы во все стороны, чтобы вернуть всех, кто был уволен или исключен со службы. Так были возвращены среди сотен других Беннингсен и Зубовы». Разве этот случай не свидетельствует о рыцарском характере Павла, его незлопамятности и добросердечии? «Тогда, — рассказывал впоследствии Пален, — я обеспечил себе два важных пункта: 1) заполучить Беннингсена и Зубовых, необходимых мне и 2) еще более усилить общее ожесточение против императора». А ведь именно «острый угол зубовской табакерки, — как цинично пишет М. Цейтлин в своей книге «Декабристы», — казалось, был гранью новой, счастливой эпохи». |
|
|
|
||
| Добавил: Нехристь | Просмотров: 1509 | Нет комментариев |
